Ам-Харис поменялся в лице:

— После вчерашней беседы с тобой, — неожиданно спокойным и ровным голосом начал он, — я пошел рыться в старых записях предков. Не знаю, что меня дернуло. Возможно, я частично забыл слова клятвы, которую дает человек, когда принимает меч. Оказалось, что мы действительно произносим не все слова, и лет двести назад клятва была немного длиннее… — страж медленно вытянул свой черный меч из ножен, — и помимо обязательства хранить меч, там было еще уточнение для кого именно. «Когда придет тот, кто увидит нити норн, связывающих наши судьбы.» Я не знаю откуда это взялось, но про нити рассказал мне вчера именно ты. Черт возьми — я не решился бы просто так отдать тебе этот меч… но ты попросил сам. Значит все сходится. Бери, — и Ам-Харис протянул мне меч, рукоятью вперед.

— Я обещал вернуть, и я верну, — схватив меч, я побежал на улицу.

Я шел по узким улочкам, сжимая в руке застывшее черное пламя, языки которого достигали сердца каждого стражника города. Я знал, что стоит лишь позвать их — они не смогут воспротивится, но мне казалось, что я и меч справимся и так. Меч истины и … кто? Почему он должен служить мне? Чем я доказал это право? Я чувствовал, что доверие этой странной силы, что таилась в мече надо еще заслужить.

В это время слова родились сами, и я стал произносить клятву, которую до этого никогда не звучала на улице Эль-Рабида.

— Если нет правды в моих словах, в моих руках и поступках, пусть руки мои не смогут держать этот меч.

— Если в помыслах моих есть хоть капля корысти, пусть меч в моих руках будет беспомощен, словно кусок железа.

— Если нет любви в моем сердце, пусть этот меч поразит меня самого.

Нет, я не собирался драться с целой толпой. Хрупкий меч не мог разрубить человеческую плоть, не сломавшись. Клинок из застывшего черного пламени яростной правды предназначался совсем для другого. Такой клинок лучше всего режет нити. После произнесения клятвы меч словно зазвенел от ожидания, и я взмахивал им над головой мимо проходящих людей. Я видел, как со звоном лопаются и исчезают их лески, а люди, вздрогнув, останавливаются и, подняв голову неожиданно улыбаются яркому утреннему солнцу.

И я вошел на главную площадь города, на которой просто рябило от сверкающих, уходящих куда-то ввысь ниток марионеток. Где-то там, на помосте посреди толпы двое здоровых мужчин держали за руки Дану.

Я оглядел прохожих, разделяя все нити на те неестественные, навязанные извне, что необходимо обрезать и те, что лучше не трогать, как вдруг заметил одну крайне толстую даже не нить — целую веревку, которая вилась под ногами прохожих, уходя куда-то по главной улице прочь. Я проследил за ней, удивляясь как не замечал ее ранее, обернулся, ибо она заходила куда-то за спину… обернулся еще раз… затем поднял меч и взглянул в его отражение. Толстая веревка, приковывавшая к дороге, заходила ко мне за спину и исчезала где-то в моей груди…

Выходит, что кто-то, даже возможно, что я сам, накрепко привязал меня к бесконечной дороге. И могу ли я судить этих марионеток свысока, когда ничем не отличаюсь от них. Как только дорога на другой стороне веревки потянет меня, я брошу всех этих людей, которых сейчас намеревался освободить, брошу, несмотря на ответственность, которую, очевидно, беру на себя в тот момент, когда обрубаю их нити. Оставлю их каким-нибудь новым хозяевам, которые начнут повязывать им новые лески, как только я покину город.

Размахнувшись, я со всей силы рубанул по бегущей вдаль от меня веревке.

Толпа вдали зашумела.

Обернувшись, я увидел идущую ко мне ведьму.

* * *

— Спасибо, что построила этот город. Ты ждала меня все это время, все время, пока я скитался по ненужным мне дорогам, вообразив, что моя цель где-то там, за горизонтом?

— Я знала, что мимо него ты не пройдешь. Ты же должен был заметить неполноценность этих людей… со своим обостренным чувством справедливости-то. Я надеялась, что, начав копаться в них, стремясь излечить это общество ты все-таки заметишь и то, что сам не сильно от них отличаешься.

— Выходит я все это время боролся с ветряными мельницами?

— Не все время. Вначале, ты действительно совершал подвиги, защищая меня и свой дом, но, когда врагов вокруг не осталось — ты, вместо того, чтобы вернуться в дом, который защищал, помчался искать новых. Сначала я ждала. Потом попыталась идти следом, но тебя было не догнать. Поэтому я начала создавать этот город-мираж. Я знала, что рано или поздно ты бы пришел сюда, но промчался бы мимо, опять не заметив свой дом, поэтому мираж должен был поймать тебя. Тебе показалось, что тут есть место для подвига, и ты остановился и огляделся. И, наконец, заметил меня. Вместо того, чтобы идти вперед, освещая путь другим, иногда есть смысл погасить фонарь, и оглядеться. Возможно, что тьма вокруг — это не вовсе и не тьма, а множество других путей, которые ты не видишь, ослепленный придуманной целью, а стоишь ты при этом у стены своего дома, мимо которого чуть было не пробежал.

— Теперь я вернулся. Спасибо тебе, любимая.